***
Противно думать
И дышать противно.
Снаружи, изнутри — со всех сторон
Несёт такою затхлостью и гнилью,
Где рай лишь для шакалов и ворон.
Страна с тысячелетнею культурой,
Земля трудяг, героев, мудрецов
Ждёт подаяния дебильной дурой
И славит душегубов и лжецов.
Оплакивать ли мне родную землю?
Оплёвывать ли всё, храня покой?
Я родину такую не приемлю,
Но не имею никакой другой.
***
Возвращается серость.
Умыкается совесть.
Отупляется память
Звоном фонфар.
Обновляется мерзость,
Словоблудие то есть,
И подачки глотает
Ручной минотавр.
А по плесени улицы,
По надеждам загаженным,
Что лихие спасители
Уберечь не смогли,
Без особого умысла
Бродят нищие граждане,
Одичавшие жители
Богатейшей земли...
1990. Городня
Україно моя!
Україно моя, моя стомлена нене,
Чим розрадить тебе, як тобі помогти!
Не лишилось ні слів, ні можливостей в мене,
Все розтринькав на пошук чудесних світів.
І то ж треба було — десь думками блукати,
Забуваючи рідне змарніле лице,
Щоб нарешті уздріти, як стомлена мати
Усміхнеться лише та й пробачить усе.
Україно моя, моя хвойдо кохана,
Я під ноги життя тобі кидав, а ти
Усміхалася зверхньо, — і переступала,
Як непотріб, мовляв, заважаєш і ти.
Так, в моєму житті ти не мала потреби —
Було безліч гарніших, спритніших, ніж я.
Скільки їх притьмома позрікалося тебе,
Подивися ж під ноги, триклята моя!
Україно моя, моя вірна дружино,
Нам з тобою радіти і лаятись вік.
Та хіба ж одне одного з нас хто покине
Через злі балачки наших сварок дурних?
Та хіба ж я зумів би без тебе прожити,
Хоч які б небокраї відкрились мені?
Врешті, все це слова,
Небокраї закриті,
А відкриті лиш очі, наївні й сумні.
Україно моя, моя доню маленька,
Ти живеш і радієш тому, що жива.
Занедужаю я — ти підійдеш тихенько
І притиснеш долоньку малу до чола.
І хвороба тікає, й тривоги міліють,
І усе наносне маячіння зника,
Й звідкілясь виринає слабенька надія,
Щоб не бути порожнім прийдешнім вікам.
Та отак і живу.
Як умію.
Чи й гірше.
Підживлю землю потом — а мо проросте.
І пишу кострубаті, як доленька, вірші,
Й сподіваюсь, що ти мені вибачиш те.
Патріотів без мене ти маєш доволі,
Православнішіх, більш красомовних, ніж я,
Україно моя, моя совість і доля,
Берегиня, любов і гіркота моя...
21/VI-1995. Київ
***
Здесь ничего произойти не может,
Здесь никогда не будет перемен.
Тупой народ с ободранною кожей
Сопит и терпит, немощен и нем.
Былых обид никчемные заплаты
Всем тычет в нос, как культи, инвалид.
Среди бессильных ищет виноватых,
А перед власть имущими молчит.
Цветные сны обсасывает смачно,
Давно смирясь с безвременным постом,
И перед каждым, кинувшим подачку,
Не преминёт, как пёс, вильнуть хвостом.
И сам я тоже...
Да, и сам я тоже
Бессилен в лабиринте серых стен.
Здесь ничего произойти не может.
Здесь никогда не будет перемен.
9/II-1998. Киев
Встреча
Не так давно, собачью жизнь кляня,
А с нею — малых и великих разом,
Я проходил у Вечного огня,
Который не горел. Проблемы с газом.
Вот, не до нас властям, и не до них.
Вдруг чья-то тень меня остановила,
Как будто ветер саданул под дых.
Остановился, глядя на могилу,
И слышу — голос, будто ветра вой,
Что канителит мрак сырой по кругу:
“Ану, внучок, минуточку постой,” —
Я задеревенел от перепуга, —
“Да ты не бойсь, послушай — и иди.
Тут надо б прояснить одну деталю,
А психовать, голуба, погоди.
Нам от того огня теплей едва ли.
Я так, внучок, скажу тебе о том,
Не в этом газе памяти помеха,
Мы всё ж таки погибли не за то,
Чтоб правнуки синели в колыбельках.
Да и однополчане, кто живой,
И им в нетопленом дому — не очень,
Глядят на этот вечный наш огонь
И кутают в тряпьё святые мощи.
В земле — наш прах. А души — в небесах,
Их не минёт Господь Своей заботы.
А память — не в огне и не в камнях.
Живых не забывайте ради мёртвых.
И, чтоб не греть холодный прах могил,
То (по-секрету, смерть не станет краше)
Я сам сегодня краник перекрыл.
Не от себя — по порученью наших.
Вам газ нужнее. Вы — живой народ.
Начто нам жертвы? Смерть того не стоит.
Ну, ладно, мне пора, труба зовёт —
Уже пол-века не даёт покоя...”
И снова — только ветер и туман.
А может, всё мне только показалось,
Хоть вроде бы здоров.
Да и не пьян.
А с вами как — такого не случалось?
13-16-17/ХІІ-1996
***
Ощущенья даже не скота.
Нет уже ни холода, ни страха,
Ни желаний.
Просто нищета
Заползает тихо под рубаху.
Что-то поглощается,
Как свет с гумусом.
Не жадно,
Но — всеядно.
И не хищно,
Не древесно,
Нет —
Как-то просто,
Хламидомонадно.
С 7 на 8/VIII-1995. Киев
***
А мне не перекрыли кислород,
И в кандалы не заковали крылья,
И не зажали рот —
Наоборот —
Свободен вдох.
Вот выдох перекрыли.
Я скоро лопну.
Правда и враньё
Через трахею внутрь текут послушно.
Обидней быть не может ничего:
Дышу, дышу,
И — дохну от удушья.
30/ІІІ-1990
Испорченный флюгер
Смущает всех неправедность моя,
Неправильность моя всех возмущает,
Но тихая смиренность бытия
Меня отнюдь совсем не привлекает.
Пусть небо застит чёрных туч орда,
Пусть дикий ветер бесится до дури,
Сломаюсь, но не повернусь туда,
Куда велит мне повернуться буря.
21/IX-2003. Городня
***
О так,
Були погані комуністи.
Хоча після шаленої війни
Вони за кілька років з купи сміття
Державу й відродили, пустуни.
А наші галасливі патріоти,
Серйозні люди, а не пустуни,
З держави
За десяток літ роботи
Зробили купу сміття.
Без війни.
З 25 на 26/VI-2003. Городня
Телеграма з діаспори
Маю що їсти,
Маю хатину,
Серце ж болить та карається:
Лину душею в свою Україну,
Та кляте тіло впирається.
1991. Київ
Аксиомы
***
У хамства тоже есть свои
Культурные традиции.
VI-1998. Киев
***
Бездарным надо помогать,
Чтобы таланты не пробились.
27/XII-2003. Городня
***
Если двигаться строго на запад,
Всё равно попадёшь на восток.
II-1995. Киев
***
Мы так долго метались под куполом
Самых розовых вер и надежд,
А теперь получили по кумполу
Горькой правдой.
Не хочешь — не ешь.
Ведь считалось — мы самые-самые,
А когда предъявил век свой счёт,
Стало гадко:
Какою отравою
Мы травили себя под компот
Распрекрсных и праведных лозунгов,
Самых умных,
Таких же, как мы.
Взять бы да отхлестать себя розгами
За прогресс —
От тюрьмы до сумы.
1990. Городня
***
Разлетелась Страна,
Да осталась судьба.
Независимости — “Да!”
Но какая страда:
Пожинаем извечную долю свою
И разбрасываем на прокорм воронью.
А оно всё жиреет,
Уже и летать
Не умеет.
Нам бы хоть приподнять
К равнодушному небу
Затравленный взгляд.
Только некогда —
где бы
Чего бы урвать.
А иначе, представьте, дожить мудрено
До того, что пророками нам суждено.
Завершается век.
А за ним — темнота.
И зловещая тень
Креста,
Но не та,
Та же кровь,
Тот же пот,
Теснота,
Суета.
Ну, а кроме — ни зги,
Ни черта.
Завершается век,
Остаётся судьба.
И незрячим калекой
В дырявой рубахе,
Отстав от лукавого поводыря,
Жалко шарит руками
И знает, что — зря.
С 8 на 9/VIII-1995. Киев
***
Моя родина, сука драная,
Лежит скатертью самобраною,
Поперёк и вдоль тати шастают,
Хочешь взять — изволь, не спросясь того.
Не понять — злобятся ли, рады ли.
А к спине опять странный взгляд прилип.
А когда уйдём в землю сирую,
Нам помогут — профинансируют.
Вышли мученики в учители,
А мучители — в попечители.
Под заплатами — море гордости...
То ли личности, то ли мордности.
И бредёт она побирушкою,
И не русская, и не руськая,
Беспардонная, бесталанная,
Моя родина, сука драная.
14/Х-1994. Киев
***
Демократия — это
Когда вся планета
Живёт так, как хочется
Американскому президенту.
VI-1998. Киев
***
Все глупые бюро и партсобранья,
Все блаты, самиздаты, дефициты...
Как это было, в сущности, банально,
Анекдотично смело, шито-крыто...
Всё чаще, неожиданно, как здрасьте,
Ловлю себя,
на пошлости, как видно,
Что я тоскую по советской власти.
Она была смешна, но безобидна.
2/IV-2000. Киев
***
Рождённый ползать летать не может?
Ещё как может!
Причём туда,
Куда витающим невозможно
И докарабкаться никогда.
Безумству храбрых поём мы песню,
А мудрости трусов несём дары.
Пока не покрылись бездушной плесенью,
Пора хвататься за топоры.
Да что — топор
против АКСа!
В момент обложат со всех сторон.
Для процветания и прогресса
У нас — духовность,
У них — ОМОН.
28/I-2001
***
Мечталось и снилось, да вот — не сбылось,
Растёт Эверест деклараций и хартий,
А Родина — как обескровленный лось,
Которого рвёт на куски стая партий.
30/IX-2000. Городня
***
Нам явилась свобода,
Как небесная манна,
Оптом и всенародно,
И немного нежданно.
Оба-на! — и свалилась.
И, конечно, пришибла.
Непривычная милость
Для привыкших быть быдлом.
И, дорвавшись до воли,
Вчера прославлявшие Сталина,
Так — без крови и боли —
Демократами стали мы.
16/III-1998. Киев
***
Как нам сладостно —
верить в радости,
Что грядут за сменой эпох.
Как нам радостно —
верить в сладости,
Что вручает изредка Бог.
Нам на совесть надет глушитель, но —
Наша память порой ворчит.
Хоть, конечно, всегда пленительно:
Помолиться —
и получить.
Временами нам даже кажется,
Что вот-вот — и потерпит крах
Эта каста неутверждающих,
Утверждающаяся в чинах.
4/I-1989. Городня
***
Если бы я был гениальным
Изобретателем,
То придумал бы телевидение
С субкадрами,
Для слепых.
Если бы я был гениальным
Политиком,
То придумал бы дрессированную
Демократию
Для идиотов.
22/XII-1990
***
— Послушайте... —
Да кто услышит.
Бумага шелестит, как дышит,
А чувства — как вода в песок.
И это было б очень странно,
Чтоб кто-то, кроме тараканов
Услышал шелест этих строк.
Висит, как дождь над серой бездной,
Трагизм того, что всё исчезнет
Или изменится совсем.
Твоё лицо в тумане мглистом,
И искры этих красных листьев,
И век,
И голоса друзей.
И дети вырастут и станут
Старухами и стариками.
И лягут улицы не так.
И наше время без злорадства
Иначе будет называться
В пустых объёмистых трудах.
Скукожившись и спрессовавшись
В культурный пласт, эпоха наша
В историю других эпох,
Как ни кичимся мы крикливо,
Войдёт как “слой презервативов”,
А не “дерзаний и тревог”.
Я смутно чую эту эру.
Земной, телесный, грешный в меру,
Гляжу, грустя, но не страшась,
В грядущий век, где тоже люди,
Но никому нужна не будет
Ничья бессмертная душа.
С 18 на 19/Х-1996. Киев
Fuck you! —
И ты внезапно приобщён
К цивилизации и истинной культуре,
К вершинам мировой литературы:
Де Сад, Захер Мазох
И целый пантеон
Поющих педерастов и мадонн,
Которые тебя видали...
Fuck You!
1998. Киев
***
В Букингемском — лорды.
В Мариинском — морды.
Вот бы этих мордов
Обменять на лордов!
Тут не место лордам,
Там не место мордам,
Да и наши морды
Не годятся в лорды.
21/I-1998. Киев
***
Чёлн истории нашей дал крен.
СМИ продажная сила
Преподносит нам пшик перемен
И рекламу презервативов.
Толпы наших избранных лгут
Об успехах и достиженьях
И, брезгливо ёжась, плюют
В нас, юродивых и блаженных:
Кто слюною заумных фраз,
Кто сочувственных стонов соплями,
Будто нам непонятен фарс
Самых розовых обещаний.
Ну а мы сквозь годы бредём
По посёлкам и весям убогим.
Неужели мы так и умрём,
Не успев ощутить в себе Бога?
28/IX-2002. Городня
***
Человек на земле.
Но он уже слишком пьян,
Чтобы постигнуть весь ужас происходящего.
А мимо равнодушно и гордо
Проплывают те,
Кто ещё в облаках.
3/ХІ-1989
***
Что для нас — история,
Для кого-то юность.
Сколько б мы ни спорили —
Беспощадна дум месть.
Сколько этот ком нести?
Сколько ждать ответа?
Энтропия совести —
Времени примета.
Те девчонки, что сидели
И месили грязь в шинели,
Что до срока поседели
И не нюхали “Шанели”,
Что, вживаясь в роль кобылы,
Поле плугом бороздили,
Фронтовых калек любили
И родили,
Нас родили,
Месяцами пенсий дожидаются,
От болячек травками спасаются,
Вспоминая юность, улыбаются.
А на гроб скопить — не получается...
Примирюсь со многим, но не с этим.
Прослыву отступником отпетым,
Что не слышит поступи истории,
Но не назову свободой — горе
И не стану свысока подтрунивать
Над такой наивной смертью Друниной.
Попытаюсь быть им общим сыном.
Чист не тот, кто обошёл трясину.
С 14 на 15/XII-1993. Киев
***
Подонками запружены все храмы,
Соборы и церквушечки.
Да и немудрено —
Мерзавцев ужасает ада пламя.
За совести отсутствие
воздастся всё равно.
Как, в общем, всё равно — кого ты предал,
Тем самым собственной души
бессмертье загубя,
Без разницы — Христа или соседа,
Любимую, товарища,
собаку ли, себя.
Так индивидуальна в ад дорога.
Хоть лоб разбей,
хоть взглядом продырявь
весь небосклон.
Не важно даже, верим ли мы в Бога,
Важнее и существеннее:
верит ли нам Он.
Меняющие совесть на утробу,
Мы никуда не убежим
от призрачной Судьбы,
Мы, мнящие себя Его подобьем,
Но льстящие Хозяину
обманщики-рабы.
Решить вопрос:
Отец или Хозяин?
Хозяину достаточно
одних хвалебных слов.
Отец не принимает подаяний,
Ему необходимы только вера и любовь.
XII-2000 — II-2001. Городня
Плач по телевидению
Ты — икона индустриальной эпохи
И замочная скважина для психопатов.
На экране —
то ниндзя порхают, как блохи,
То секс-бомбы вращают стабилизаторами.
Всевозможный “районов” жевачка тягучая,
Синтетической крови моря разливанные,
Вурдалаки и ведьмы,
и самые лучшие
Суперзанычки,
Миксеры,
Мыло для ванной.
Где вы, где вы, застойные добрые мультики
И мюнхгаузены горьковато-разумные?
Будь же проклято ты, идолище поганое,
Криминально-весёлое шоу бездумное!
15/V-2001. Городня
***
Зубастые янки
Без бре, без обманки
На помощь вселенной спешат.
Крутые ребята,
И сплошь — демократы,
И всё из церквей ни на шаг.
Бомбят демократы
Багдады, Белграды
И всё, что живёт по другим
Укладам-раскладам.
А что? — так и надо,
Умри, что не нравится им.
13/III-2001
***
Полно нас морочить —
Прошлыми веками,
Мордами жидовскими,
Чудо-казаками,
Центрами Европы,
Древними кровями,
Вольными заморскими
Разлюли-краями.
Новая держава.
Новая свобода
Нового обмана
Нищего народа.
Новая система
Кукишей на блюде.
Господи, помилуй...
VIII-1997. Киев
***
Мне страшно, страшно, страшно.
Мне больно, больно, больно.
Какой-то день — вчерашний.
Какой-то град — не стольный.
Какой-то я — бесполый.
Какой-то мир — нечёткий.
Как будто Иаков подлый
Перебирает чётки.
Раствор красно-солёный
Плывёт почти бесстрастно.
Мне больно, больно, больно.
Мне страшно, страшно, страшно.
Захлёбываюсь сухо
Холодным эгоизмом.
Довлеющая скука
Грядущее изгрызла.
Соседская кассета
Киркоровым пошлеет.
Не хочется просвета.
Чем дальше, тем тупее.
А выход бесшабашный
Кивает алкогольно.
И вот — уже не страшно,
А только
больно.
24/IV-2000. Киев
***
И Бог, и Сатана у нас в крови,
И мы всегда имеем, что имеем,
Когда земных людей боготворим,
От идолопоклонства сатанея
И свято верим в то, что с нами — Он,
Что нас и образумил, и направил.
Нас, как и наших истин — легион,
Что значит только то, что с нами — дьявол.
Не много ли мы на себя берём,
За Божий глас свой лепет выдавая?
Наш пузырёк, хоть невелик объём,
Гармонию вселенной нарушает.
А Бог стучит у каждого в груди:
“Не навреди!”
16/XII-1998. Киев
***
Свои добродушные задницы
Тираня до невозможности,
Вы в будущее пролазите,
Как лезли когда-то в должности.
На обещанья красивые
Меняете окрики властные.
И все вы такие правдивые!
И все вы такие гласные!
А я не могу вам верить,
Вам,
Что всю жизнь мне врали,
Но, шустро унюхав время,
Знамёна свои порвали —
И вот уже перестройка
Цепляет на вас свои лавры.
И оказалось — вы стоики.
И выяснилось, что врал я.
Своих раскаяний пошлину
Вы взяткой суёте нови.
А настоящее прошлое
С болью выходит,
С кровью.
Для вас же самое пошлое —
Лица, стыдом горящие.
Не будет у вас даже прошлого —
Настоящее ненастоящее.
1989. Городня
***
Мерзавцы на коне
И остаётся мне
У стремени бежать, ловя объедки и обноски.
Итак, стране каюк,
И не без ваших рук.
Но никогда не буду я у вас оруженосцем.
3/II-2000. Киев
***
За всё, за всё приходится платить.
Господь же часто путает, похоже,
А может — и не хочет отличить,
Где покупатель,
Где простой прохожий.
Ему, бедняге, тоже недосуг —
Попробуй сладить с нашим мерзким миром,
Где вечная толпа рабов и слуг
То льстит,
То мстит — поверженным кумирам.
Одной и той же гильотины нож,
От тёплой крови захмелев не в меру,
Бьёт по загривкам
(Каждый так похож)
Монархов и революционеров.
В веках таких примеров — пруд пруди.
Перечислять?
Так мрачновата тема.
Когда б не боль и холодок в груди —
Была бы очень скучная поэма.
Мир бесконечен, потому — несыт.
Сгорают судьбы.
Под ногами — тлен их.
Скажите, вас не мучит горький стыд
За убивавших
И за убиенных?
Премудрость книг,
Безумье площадей
С готовностью пустить кишки друг другу.
Борьба идей,
Поправ живых людей,
Волочит мир по замкнутому кругу.
6/IX-1997. Киев
***
Судьбы сухи, как пыль.
Кто-то верно подметил:
Страшный Суд уже был,
Но никто не заметил.
Бог рукою махнул
И ушёл восвояси,
Только ветер подул —
Как хотите спасайтесь.
Вырос в скопище дней,
Пресыщённо не долог,
Век великих страстей
И собачьих разборок,
Пролетел, прогремел,
Войнами прокровавил
И от Божьих идей
Ничего не оставил.
5/V-1996. Киев
***
Свобода...
А сердце болит.
Болит в ожидании ужаса.
За то, что и я не убит,
Простите меня, невернувшиеся.
Всё,
Белые, красные, разные,
Которых суди, не суди —
Остались, уже неопасные
На пыльных верстах позади.
И снова знамёна колышутся
И в спешке меняют цвета.
И ярость, как пьяная лыжница,
Не видит уже ни черта.
В безумии видим знамения,
В экстазе плодим дураков.
Мы созданы для повторения
Никем не прощённых грехов.
Х-1990. Городня
***
Забыв про кошмарные наши долги,
Из страшно культурной Европы
Бегут к нам поношенные сапоги,
Всего по четыре мазёпы.
Там благо творят.
А у нас — карусель:
Коммерция, брокеры, бизнес.
А нам говорят, что доходы властей
И есть процветанье отчизны.
А как же народ?
Обещают отцы
Свободу и право:
всем хором
Во имя свободы отбросить концы
Под тем или этим забором.
30/Х — 16/ХІІ-1996
***
Под набат колбасных революций
Не успели мы заметить, как
Заблудила в дебрях резолюций
Наша вера в самостийный флаг.
И растерянность в честном народе:
«Что же петь? Хвалу или хулу?
Как же так — шли весело к свободе,
А в какую влезли кабалу.
Прозевали кровососов новых.
Потерялась верная стезя.
Неужели снова — только с кровью?
А по-человечески — нельзя?»
16/ХІІ-1996. Киев
***
Отрекающийся от “Георгия”
И от “Ленина” отрекающийся...
Разве дело в железке ордена,
Что безвольно на рёбрах болтается?
Разве дело в престижной “скромности”?
Разве дело в медали обхаянной?
Дело в нашей собачьей готовности,
Что скулит при смене Хозяина.
С 12 на 13/VII-1991. Киев
***
В пятнадцать юных лет
Фантазия сама
Такое говорила при виде хрупкой талии!..
Тому сто лет в обед.
Весь мир сошёл с ума.
Фантазия мертва.
Сплошные гениталии.
12/V-1993. Киев
***
“Шоколадки из Гонконга,
Что во рту, как сахар, тают!”
“Джинсы! Производства Конго!” —
Зазывают, предлагают
Нам апостолы торговли
И коммерческие ассы.
Покупай! “One Lee and only”.
Как стекляшки покупаем.
21/ІІІ-1993. Киев
* * *
О Царю, Отче, Боже мій
Могутній і сумний,
Іже єси, скажи мені,
Не відаю, дурний.
Чому марнуєм вік в тузі
На праведній землі?
Куди завели Русь князі
Великі та малі?
Яких іще чекати орд?
Куди веде ця путь?
Та чути, як регоче чорт,
А Бога щось не чуть.
8/VI-1995. Київ
* * *
Не люблю я тебе, Батьківщино,
За гендлярсько-лихварські діла.
Ти й минуле по вітру пустила
І онуків уже продала.
Пропила по шинках, що й не мала,
Прогула без «жида» й «москаля».
А мене яничаром назвала,
Хоч сама ж, мов ясир, повела
До заморського доброго дяді.
Ноу проблемз — ні жить, ні вмирать.
Хоч хатинку купуй у Канаді.
Та за що? —
Вже й тебе не продать.
Прийде строк — і я стану землею,
Як годиться — разом з усіма.
Тільки гірко, що вже не своєю,
Бо мого тут нічого нема.
1996. Київ
* * *
Кожній вагітній —
гарантію пологів!
Кожній прибиральниці —
ганчірку для підлоги!
Кожному п’яниці —
по цисцерні горілки!
Кожному допитливому —
по питанню: що, де і скільки!
Кожному гомосексуалісту —
по робочому місцю!
І всякому народу —
від того, що має, свободу!
Голосуйте, люди!
Ще й не таке буде!
1/ІІІ-2002. Городня
* * *
Последовать ли мне примеру скотства
Библейского безухого юнца,
И исхитрившись, вырвать первородство
Из глотки брата и из рук отца?
Я, Боже, не приемлю сей морали,
Хотя Твой путь и неисповедим.
В любом из нас до срока дремлет Каин.
Так не буди его.
Ой не буди.
С 15 на 16/ХІ-1996. Киев
***
Опять орудий слышен гул.
Кричат воинственно маньяки:
“Готовьте бомбы! Караул!
Большевики готовят драку!”
Ох, не спешите, господа,
Опять нас загонять в окопы:
Два раза русские полки
Промчались вихрем по Европе.
13/VI-1981
***
Давно уничтожают всех,
Кто ищет смысл, о сути бает,
За то, что знают больше тех,
Кто вовсе ни черта не знает.
Гудят ветра из века в век
И жалко полыхают зори.
Чем же отличен человек
От миллиардов инфузорий?
Отнюдь не по его вине
Хранятся где-то там, в серёдке,
В для всех закрытой глубине
Души златые самородки.
Сквозь скопища годов и дней,
И в летний день, и ночью зимней
Прекрасен каждый из людей
Своим особенным, интимным.
Хочу узнать, в чём скрытый смысл
Существования поэта.
Я изучаю сам себя
И сам казню себя за это.
17/VI-81
***
Я сейчас ничего не хочу,
Но живу, и люблю, и дышу,
В пыль, под ноги вам сердце топчу,
А взамен ничего не прошу.
Я, конечно, во многом не прав —
Жизнь светла и полна красоты,
Но под сенью зелёных дубрав
Всё же вянут и сохнут цветы.
Всё старается выиграть свет,
Все стремятся других подавить.
Что ж, законов иных в мире нет,
Но и слабому хочется жить.
27/VI-1981. Адлер
После выборов
Эх, люди, люди, прошу вас, поймите,
Прошу вас...
Ну как же вам объяснить-то —
Вчера было проще в этом быте вонючем...
С 22 на 23/IX-1999. Киев
***
С экранов и газет
Уже с десяток лет —
Поток трюизмов:
Маститый журналист,
Политик и бандит —
Как после клизмы —
Ругает вся земля
Склерозного вождя —
Нашли потеху.
Что ж, строить — не ломать,
Мол, надо ж исправлять,
Так в чём помеха?
VII-2001. Городня
Сахоновщина
І
Промова
Хвала жінкам, що трудяться на фермі
І поять молоком усіх людей!
У наше героїческоє врем’я
Ім треба руки цілувати!..
І т.д.
Хвала жінкам, що трудяться у полі
В ім’я безсмертних ленінських ідей!
У незрівнянний час людської волі
Їм треба ноги цілувати!..
І т.д.
Хвала жінкам, що матерями стали,
Мішки тягають і ростять дітей!
І щоб вони турботу відчували
Їх треба просто цілувати...
І т.д.
1985. Городня
2
Колгоспне літо
Сонечко купається у літеплі,
Як і завше, верби шелестять,
Ластівки віншують літні дні в теплі,
Горобці на груші цвірінчать.
Я і сам би, бо з таким характером,
Заспівав від радості життя.
Славний трактор під червоним прапором
Тягне нас у світле майбуття.
1/ІІ-1990. Городня
3
З прокляттям комуняцьких морів-згуб
Москальський в туалет я зніс буквар.
Мені хоч серп і молот, хоч тризуб,
Аби лише платили гонорар.
Чи хоч би друкували...
18/VI-1993
4
Акселерація
“Зима крилята розпростерла,
Мов лебедята на льоту...”
“Сніги — мов крила лебедят...”
Степан Сахон
Уся природа мов здуріла:
Літає гусень, хробаки,
Шпачата, розпостерши крила,
Летять у вирій навпрошки,
Курча курчіху ніжно топче...
Й нарешті — божжевілля пік:
Учора народивсь мій хлопчик,
Сьогодні ж — із лікарні втік.
10/ІІ-2003. Городня
***
Ах, мадам, вы одна на троих, как бутылка,
И прекрасны, как жаба в зелёном пруду.
Не желаю я мылиться чьим-то обмылком.
Вы меня извините — я просто уйду.
Я не свят, но брезглив,
И ни голод, ни злыдни
Не заставят меня что попало жевать.
А у вас ещё двое хмельных и небритых
За немытым столом вожделенно сидят.
27/I-2002. Городня
***
Как без практики нет теории,
А свекольника без свеклы,
Так без личности нет истории,
Словно истины без фуфлы.
Как без немочи нету помочи
Или копоти без огня.
Как Одессы без Рабиновича,
А поэзии без меня.
Напрягаюсь до неприличности,
Тщетно тужась ответ угадать —
Как добраться до этой личности,
По которой бы надавать.
17/IX-1997. Киев
Олег Мартыненко
